Дни шли своим чередом, солнце все чаще прошивали насквозь казавшиеся ранее нерушимыми пласты туч над городом. Мы с Фреей пили, стреляли по банкам, отчаянно занимались любовью по утрам. Хейман первое время звонил и бессильно ругался требуя продолжить расследование, потом бросил – что с меня взять? Обзавелись темными очками и… пришло время гаваек и пиццы с дешёвым крилем.
На крыше нещадно палило солнце – никогда раньше его не любил. Фрея стояла у парапета, а ветер трепал её юбку, телепанье белой ткани на фоне синего неба. Машина напугала кадром, как она вдруг шагнула за парапет. Обнаружил себя сжимающим ее в объятиях, она что-то мурлыкала. А солнце слепило мои глаза, рванул снова ветер и закрыл мои гляделки ее волосами – так-то лучше.
Первый дождь ливанул за долгое время и, как на грех, виски кончилось – мы засобиралась, повытаскивали забытые плащи и шляпы. Она не смеялась как обычно.
Я давно хотел тебя спросить, начал я, из плаща появилась на тусклый свет фото погибшей в баре "Кровавая Мэри".
Отвечу, но сейчас мне надо выпить, таким же тусклым голосом ответила она, мне стало не по себе.
Тишину общего молчания нарушил только скрежет двери и звук шагов.
Магазин светился архаичной вывеской, она мерцала, приманивая выпивох вроде нас.
В магазине уже была очередь – леди и джентльмены в архаичных костюмах, вроде моего – но не таких помятых, с дымными мундштуками, молодежь в неоновых куртках и с блеском бирюзовых и розовых линз, мрачные пьяницы в обносках, частные военные агенты не снимающие керамических лат, пара инвалидов старых войн с металлическими протезами, проститутки в платьях, которые внезапно включают прозрачность, всех не перечислить. Модное в Сезон дождя место – супермаркет "Гранд Ликер".
Фрея вдруг прижалась ко мне. Среди стеллажей раздался хлопок, самый первый счастливец, с бутылкой белого вина в руке валился наземь, а хлопок – бутылка красного разбита, оторванная правая рука ещё сжимала её горлышко, лежа на земле – через минуту вокруг крики, грохот стеллажей и звон бутылок, скрежет.
Машина заработала и мир замедлился – бесшумное орудие в руках громилы, который появился из-за стеллажа, выкосило передо мной стайку юнцов, неоновые ошмётки в красном летели все медленней и замерли в воздухе. Ощутил как Машина нагрелась,от натуги, обжигая мозг. Они. Эти ублюдки. Очень. Быстрые.
Запрещённый в гражданском использовании военный киборг, футов 7 роста. Машина мельком просветила мешанину плоти и тщательно скрытых механизмов внутри него, под черными латами и зеркальной маской шлема, тоже черной – теперь все в кровавой мороси. Он медленно, несмотря на усилия Машины, но двигался, огромный ствол снова бесшумно содрогнулся и – промзал, выглядящий ветхим, вояка с золочёной рукой успел сдвинуться, прежде чем разрушительная волна разнесла стеллаж с пивом.
Пистолет, который появился в моей руке был исполнинским, скорее обрез или маленькая пушка, украшенная вензелями со старинной кривой рукоятью, перетекающая в перчатку из черного металла – что намертво сковала кисть – очередная причудливая фантазия Машины.
Машина угодливо просветила сквозь шлем имплантированные зрачки – камеры, провал носа, как у голого сифилитичного черепа, зрачки недоверчивосфокусировались на мне, но поздно – орудие в моей руке бабахнуло, отдавая медленной волной боли до самого плеча. Один из зрачков исчез – вместо него была сквозная дыра размером с кулак. Киборг замер, окруженный медленным снопом искр. Затем его голова вспыхнула и он метнулся вперед, мимо меня пробивая стеллажи, чтоб затихнуть в куче бурлящего алкоголя и стеклянного крошева
Что-то тяжёлое ударило меня сзади и швырнуло вперёд, проламывая мною стеллажи и сметая бутылки. Машина опоздала, пустив второго врага мне за спину, но превратила тело в монолитную массу, пластиковую фигурку которую швырнул ребенок. Фигурку весом в добрых 200 фунтов. Фигурка только нагрелась и ни капли не оплавилась, хоть щас на полку.
Когда я снова стал человеком, пришла боль. Каждая клетка верещала, возвращаясь в прежний вид. Поднявшись из груды битого стекла я побрел через дыру в стене: боль, Фрея, запах алкоголя и крови повсюду, ч-черт, Фрея…
У коронера, когда он меня увидел, выпала сигарета изо рта и зашипела в луже из пива. Мертвый продавец лежал на прилавке с исполинской раной в спине.
Розальски, сукин сын! – то был Хейман, в окружении журналистов и зевак которые волной нахлынули в огромный пролом , который теперь был вместо витрины. Пара полисменов в бронежилетах и касках, несмотря на грозный вид растерянно топтались, глядя на прокурора, которого, казалось, скоро проткнут микрофонами.
Теперь все они смотрели на меня – я смотрел сквозь них. Одежды на мне почти не было Зато блестели прилипшие осколки стекла. Первыми отошли от шока зеваки и защелкали вспышками. Наверное, я засверкал как рождественская елка. Нынче они снова в моде.
Я повернулся и пошел прочь, под ругань Хеймана, который лихорадочно боролся с волной репортёров, они, стервецы, отошли от оцепенения. И я знал, что Фрея исчезла. Среди мертвых ее точно нет. А память камер наблюдения опять пуста. Копы в оцеплении расступились под зычные хеймановские: пропустите-этого-сукиного-ублюдка!
Осталось только спросить у Машины.
Унимая дрожь, я стянул с полки бутылку рома и прошлепал босыми ногами до ближайшего роботакси. Вместо робо попался живой таксист, он невозмутимо посмотрел на меня и вдруг весело фыркнул в усы: Рождество еще через месяц, сэр. Вам как обычно? Я кивнул и приложился к бутыли. В архаичной таратайке затарахтел спиртовой движок, загудел свинг – тронулись.
Ничего не выходило. Машина будто ослепла, будто Фреи и не существует вовсе. Ни среди живых, ни среди мертвых. Я бродил по улицам и кабакам, копался в архивах. Прошло две недеди бесплодного копания. Ищейка скребет лед на озере. Фреи нигде не было. Ее не было? Хейман тоже куда-то пропал, но и ччерт бы с ним. Закат тонул в очередном виски, я моргал медленно, глядя в его красный глаз, сквозь жалюзи. В бутылке было почти пусто, надо открыть новую. Небольшой, цвета заката черт услужливо отворил дверь холодильника – там ютилась последняя бутылочка с испариной на боках. Вот она, моя вода забвения. Тьфу, вкус всеж дрянной.
Сзади затрещала от стука дверь. Ломились как полиция. А почему бы не разделить бутылочку с гостями? Сказал Закатный черт, вроде бы.
Комната покачивалась и подползла ко мне дверью. За нею стоял синий черт? И… большой, толстый черный. Рога у него были как у барана, я потянулся к ним, экие занятные р-рожки.
Уу, у-Мэри б-был барашек…
Черти переглянулись и подхватили меня под руки и поволокли. Видимо, прям в ад.
Я закрыл глаза и загорланил дальше, эту самую, про барашка. Пусть волокут, давно пора. Лязгнули адские врата. Вместо пламени на меня хлынули воды и заиграло "В пещере горного короля". Опять блядская ресторационная камера. С той стороны орал Хейман: Розальски, сукин сын, для тебя есть сюрприз.
Я только зашипел в ответ, пытаясь отбиваться от автодоктора который опять лез ко мне своими холодными лапами. Потом сдался. И влепил струю блевотины в стенку капсулы.Точно… тот самый толстый черт с бараньим рогом. Машина не врет, как обычно.